Рыжий друг рыжего кота

Сказка
Начало
Рыжим быть не так уж страшно. Юрка Заступин мог бы сказать так со всей ответственностью. Юрка не очень любил, когда его окликали «Юркой», «Юрий» или «Юрча», пожалуйста, важно говорил он при знакомстве, щурил серо-голубые туманные глаза и откидывал левой ладонью волосы со лба назад – того оттенка, какой имеет старая- престарая медная проволока. Юрка всегда вел себя самостоятельно.
После годовой тройки с минусом по математике за шестой класс отец сделал Юрче втык. Отец редко бывал дома, «шлендрая по командировкам», по выражению бабки Полины. Мама тоже иногда уезжала, и тогда Юрча жил у бабки Полины на окраине Краснозорьска, в двухэтажном доме «вампирного стиля», как говаривала тетя Ольга. Бабка была ничего, добрая и Юркиной свободы не утесняла. Ну, почти. Ворчание «опять не жрамши с утра унесси» или «дыру на заду тебе Пушкин прорвал, оглоед» не считается.
Тогда отец как раз был дома и взялся за воспитание единственного чада. По квартире до Юрчиной комнаты пронеслось громовое:
- Трепещи, невинное дитя!
Юрча старательно затрепетал. Отца он нисколечко не боялся, но скорей дал бы отжевать себе ногу нильскому крокодилу, чем расстроил родителей. И теперь чувствовал себя объевшимся незрелого крыжовника – было раз такое, больше не захочешь.
Глаза у отца были как у Юрки, а волосы русые. Он вошел, плечистый, загорелый, усатый, в любимом сером тренировочном костюме и грозно покачал пальцем. Юрча сел на диване и подтянул оранжевые футбольные трусы. К крыжовнику в животе добавились несвежие огурцы.
- Мой сын – обалдуй, это надо ж! – воззвал отец, встав у двери. – Хоть бы без минуса трояк получил! Что сотворить с тобой за это, девиантный подросток?!
«Девиантный», значит «отклоняющийся». Юрча перевел дух – отец сердился понарошку, больше для мамы, чтобы слышала на кухне.
- Ну па-а-а… Ну на контрольной попались самые пакостные задачи. Ведь по остальным пятерки и четверки… особенно по ИЗО и по музыке. Ну гуманитарный я, пап.
- Гуманитарный Митрофанушка… – вздохнул родитель безнадежно. Гроза миновала, Юрча соскочил на пол и обхватил отца за шею, прижался встрепанной головой на минуту – долгих нежностей он не терпел.
- А ты сам как учился по математике, па?
– Я троек с минусами за год…
- А просто тройки?
Отец снова вздохнул и честно ответил – они сроду друг другу не врали:
- «Просто» это не то. И вообще я ненавидел математику. Принципиально.
- И я – принципиально. И пойду в художники или артисты.
- С твоими тройками тебя в дворники не возьмут, бармаглот. Только в ассенизаторы.
«Бармаглот», значит, сейчас отец ухмыльнется в пшеничные усы.
Улыбнулся. И сказал:
- Юр, мы с мамой хотим поехать на море. В июне-июле. Мы уже лет десять никуда не ездили вдвоем. Ты…
- Да проживу один, еще как! Ха!
- Не один, а у бабушки. И Ольга будет проверять, как ты слушаешься.
- Слушаюсь слушаться! – Юрча отдал честь и получил хлопок по затылку:
- К пустой голове руку не прикладывают, неуч.
- Пап, вы главное сами не скучайте, и не волнуйтесь. Чего я, отсталый?
- Ты математически скудоумный. И не лопай одну сгущенку, как тогда. Бабка тебе щи будет варить. Из крапивы. Я специально попрошу.
- Не надо щи, борща лучше. И вареники.
- Черствую корочку будешь глодать, если бабка пожалуется. А крапива тебе пойдет для наружного употребления…
- Ох, какая высокая педагогика. Только корочку ржаную, ладно?..
Так Юрча в начале лета поселился у бабки. Солнце теперь будило его первым в старом доме – в наклонной стене облюбованной чердачной комнатки было слуховое окошко, когда-то заколоченное, но Юрча выдернул гвозди, смазал петли – получилась круглая амбразура форта. Или иллюминатор брига. Или экран фотонного «Звездного льва».
Рыжим быть не так уж страшно, если рядом – интеллигентные люди. По крайней мере, Юрку не дразнили «конопатый, убил дедушку лопатой» с детского сада. Да и не конопатый он был. Ну, три, четыре веснушки на переносице выскакивали каждое лето, но и все. Почти. И за себя мог постоять – за других тоже. В классе как-то подобрались нормальные ребята, не дурачье-дразнильщики. Юрчу в классе все уважали.
Кроме Лерки Змеиное Шило. Но то отдельный случай.
А рисунки его и вовсе ценились – девчонки просили нарисовать букет или лошадку, а парни – боевых роботов и ковбоев.
Для души (и иногда на уроках) Юрка рисовал самолеты и кошек. Самолетами он увлекся от папы – тот шутил, что такие вещи заразны и запросто передаются по наследству. Отец тоже заразился еще в детстве, от своего отца – тогда книжек по авиации было мало, журналы почти не выходили, и сборных моделей купить было невозможно. Не то что нынче. Хочешь двухбалочный «Лайтнинг П-38″, на котором ушел в последний полет Экзюпери? Просим! Или «Спад-Х111″ знаменитого аса Первой мировой Жоржа Гинемера, с аистом на желтом борту? Только заходи в магазин! Благодать! Конечно, мама жаловалась иногда на запах краски, или что «Юрка нет, чтоб уроки делать, дышит с тобой этой дрянью» и «все глаза испортили себе». И ничего не испортили. Юркиным глазам мог позавидовать молодой орел. Особенно если погода ясная и видно далекие горы за городскими окраинами.
Часть моделей отец отдал в краеведческий музей, выстроенный на левом берегу реки Свири в виде рыцарского замка из оранжевого кирпича. Музей Юрча особо любил. И из-за родного цвета немножко, ну и из-за своей причастности к экспозиции тоже. Отцовы работы занимали несколько витрин на втором этаже. От парусиновой «Дамуазели» – «стрекозы» по-французски, из самого начала авиации, до выпущенного в полет когда Юрка стал школьником Миг-29 с акульей пастью на носу. Но в музее интересного и кроме того было много. Старинные копья и кольчуги, макет Краснозорьска три века назад и настоящий мамонтовый череп с бивнями. У мальчишек ходил слух – мамонт по ночам вздыхает и стонет за толстым витринным стеклом. Тоскует о собратьях.
Кошек Юрча попросту любил, трепетно и беззаветно. Больше собак. И перечитал все кошачьи книги городской библиотеки. Узнал про древнеегипетскую богиню веселья Бастет с кошачьей головой и про кошку, выжившую в закрытой каюте на затонувшем корабле – ее спасли водолазы. И про кошек, предсказывающих будущее, и про призраков кошачьих, и… Но завести кота мама не разрешала из-за шерсти и запаха. Отец только разводил руками – «вот вырастешь, заведешь в своем доме хоть трех». Обидно.
Ольга
В то утро в двухэтажный бабкин дом заявилась младшая сестра отца – тетя Оля, или Ольга, так ее звал Юрка – она сама просила.
У Ольги волосы походили на отцовы – русо-медовые, немного волнистые, только длиной до пояса, а вот глаза темно-голубые, строгие, но в глубине насмешливые.
А еще Ольга была очень красивая.
Один длинный, носатый поклонник из автосервиса как-то сравнил ее со златокудрой Афродитой. Юрча едва не прыснул, увидев уксусное выражение теткиного лица. Поклонников у Ольги было множество, наверное, полгорода, еще больше потерявших всякую надежду на взаимность. Юрку она иногда брала с собой на свидания, объясняя племяннику:
- В старые времена незамужнюю девицу везде сопровождала дуэнья, дама постарше, чтоб кавалер не наглел. А у меня есть ты, Юрчик.
Сперва он стеснялся роли «старой дамы», отнекивался, а потом понял, как глупо себя вел. Ольгины поклонники, может, и без восторга по Юркиному поводу, но водили их в кино на лучшие фильмы, угощали мороженым до отвала и покупали для «дуэньи» по десятку билетов на самые ужасательные аттракционы в городском парке, вроде «смертельной комнаты страха» – Ольга ее боялась и оставалась с кавалером снаружи. Кавалер и Юрка были только рады.
Теперь тетка в новом бирюзовом брючном костюме стояла (кулаки в боки) посреди Юркиной комнаты и отчитывала племянника за всегдашнее преступление мальчишек – разбитое стекло. Иногда она совсем Юркиным жестом оправляла распущенные золотым потоком волосы.
А стекло в соседней веранде вовсе само треснуло. Юрка только, проходя мимо, пустил в него бумажным голубем. Так, просто. Бумага же легкая. Пришлось даже утяжелить нос голубя скрепкой. И трещина образовалась чисто случайно в ту секунду. Бывают такие совпадения, только редко. А тут вылезла тетища (вроде бы ее звали Ангелина Никитична) в бигудях, в халате и завопила:
- А-а, Полины Палны внучек! Ну, ты попомнишь хулюганить! Такая милая женщина, и такое дите… и пошла, и покатила.
И наябедничала, стерва.
- И кто ты после этого? – серьезно спросила Ольга.
- Дитя неразумное, – ответствовал племянник.
- А как дите уму-разуму учат? Поперек лавки?
- Меня поздно поперек, – сообщил Юрка печально, – теперь придется тебе подождать.
- Чего подождать?
- Ну, своих родить, а потом воспитывать.
- Еще чего! – взвилась Ольга, хлопнув себя по бедрам, – еще своих таких оглоедов не хватало. Да ты один меня старухой сделал, убоище!
- И никакой не старухой, – стрельнул глазом он и пошел ва-банк. – И все равно ты молодая и самая красивая в городе, по меньшей мере! Только когда сердятся, быстро появляются морщинки у губ, я читал.
Он, опытный дуэлянт, знал, куда бить.
- Сказал тоже, подлипала! – Ольга забыла гневаться и невольно улыбнулась. Она тоже понимала – племянник победил. Юрка вообще-то ненавидел врать, и сейчас испытывал законную гордость от своей находчивой честности (не покривил ведь душой): Ольга добрая была еще красивее Ольги гневной – ее античные черты не искажались, ну а улыбка ведь не может человека испортить.
- Оль, – уходя от щекотливых тем, Юрка почесал ноздрю, поковырял ногтем в ухе, – а у твоего нового поклонника машина есть?
- Есть… – и тут она спохватилась, – а с чего ты узна… ах, прохиндей! И я купилась!
- Какая?
- Ты уже кататься намылился… Машинку для закатывания губы купи.
- Но какая?
- Спортивная, серебристая. Японская, кажется. Ты такой не видел.
«Видел! И даже ездил!» едва не ляпнул Юрча, и вовремя спохватился. Незачем уж точно знать родным.
Прошлой осенью он автостопом добирался до Лесогорска, к сестре деда. Естественно, родителям в страшном сне такое б не привиделось. Деньги на междугородний автобус ему выдали с лихвой. И… он их потерял. А может, украли в толчее автовокзала. Но идти домой выслушивать, какой ты раззява… Юрча подумал, подумал, с тоской проводив глазами белый трехосный «Сааб-Скания», и зашагал по обочине. В конце концов, в жизни ведь есть место приключениям. Да и ехать не очень далеко.
Ему повезло – взял попутный «Камаз» с пожилым славным дядькой за рулем. Дядька напевал песню Трофима про «дальнобойщика-шофера», немузыкально, но старательно, и высадил мальчишку в двух десятках километров до цели – грузовик сворачивал на московское шоссе. Юрка и шофер помахали друг другу, пыхнули пневматические тормоза – «Камаз» пропал за поворотом. Юрка совсем было собрался пилить пешком все двадцать кэмэ. Но увидел словно серебряную зарницу на дороге, и, была-не была, просигналил.
Он оказался вторым пассажиром. На заднем сиденье лежал умный серо-стальной пес с бородой и усами. Кажется, эта порода зовется миттельшнауцер. Пес глянул на Юрчу и отвернулся. Тот честно предупредил про деньги, но молодой блондин с усталым лицом не отказался подвезти.
Из разговора Юрке запомнилась одна фраза хозяина машины, про чудеса. Мол, чудеса на свете есть, но лучше бы не было вовсе. Странный тип, вообще-то. Разве чудеса – плохо?
Тот автомобиль привез его прямо к дому двоюродной бабушки. Блондин махнул ладонью и выжал газ, аж шины взвизгнули – Юрка с завистью проводил глазами блестящую молнию на колесах, решил, что движок точно форсированный.
- Оль, а вы как познакомились? – поскорее спросил он.
- Когда я тем летом на море ездила, там и познакомились.
- И он ради тебя сюда приехал? Я бы тоже приехал, – нахально заявил племянник.
- Чучело ты, – констатировала Ольга. – Хоть бы сегодня в магазин сходил, хлеба купить. Носишься целыми днями неведомо где.
- Мне ведомо… Я схожу, Оль. Я только планер запущу и схожу.
Ракетоплан
То, что планер – с ракетным двигателем, Юрка тетке не сказал. Нет, он же не соврал. Просто – зачем волновать. Обязательно скажут «ах, взорвется» или иную чепуху. Чего взорвется, когда запуск – дистанционный, с края крыши. Да и продумано все на сто рядов.
После завтрака (из блинов с вареньем) Юрча прихватил в комнате некий предмет, из окна залез на теплую пока жесть крыши, выкрашенную красно-коричневой краской. Горячей она станет потом, после обеда.
На краю крыши возвышалась пусковая. Нет, даже Пусковая Установка. Длинный лоток можно было вращать как угодно, на заднем конце – огнеотражатель из жести и провод от батарейки – зажигание.